День, прожитый за два
В ноябре 43-го Игнат Тимофеевич Ренёв пошёл в армию, а в декабре ему исполнилось ни много, ни мало 17 лет. В областном центре в сосновой роще тогда располагалась учебная часть, откуда его в числе других бойцов отправили в Нарофоминск, а уж оттуда прямиком на фронт. Прямиком - не значит быстро. Железнодорожные пути уже пострадали от бомбёжек и составы с пополнением и техникой то и дело стояли. Добирались месяц, а продуктов дали всего-то на десять дней. Благо август – месяц щедрый, а на Украине урожай не убран – доехали на "подножном корме", собирали на полях помидоры, кукурузу, виноград. Так начинались для рядового танкиста Игната дороги войны. Служил он в 23-ем (позднее Будапештском) Краснознамённом танковом корпусе генерал-полковника Плиева. В октябре 44-го на границе Румынии и Венгрии наши солдаты заняли город Дебрецен и пошли дальше на Ньиредьхазу. Прорвали оборону противника, вышли в тыл врага, но сил оказалось маловато, немцы ожесточённо сражались и замкнули наши части в кольцо. В окружении провели семь дней… Об этом и вспоминает наш герой:
"Как 20 октября окопались, так и сидели, не вылазили. Продукты выдавали, по ночам за кукурузой на поля пробирались. Прорываться к своим стали утром 27-го. Погода стояла сухая, добрая, когда выступили, солнце уже светило. У нас был американский бронетранспортёр М-13, 4 пулемёта на нём. В экипаже я – наводчиком, механик-водитель Саша Козлов, два заряжающих – Никитин и Мальков, и радист (ни имени, ни фамилии не помню, их готовили отдельно и прикомандировали незадолго до этого). С нами же был комвзвода младший лейтенант Пётр Мамонтов, шли мы, три транспортёра, чуть правее от основной группировки. За день четыре раза принимались нас бомбить. Летят самолёты, мы их сбиваем, поэтому бомбы они сбрасывали не целясь, куда попало. Так и продвигались. Как-то незаметно и ночь подкралась. Мамонтов с машины слез и шёл впереди с белым платком, показывал куда ехать. Но и немцы не дремали, пустят световую ракету и поливают огнём. Мы впереди шли, не до оглядок было, когда и где два следующих за нами транспортёра потерялись, не знаю. А тут после второй ракеты и нас понужнуло, да так, что я, видимо, сознание потерял. Очнулся внутри один, вылез, никого нет. Боевую нашу машину в кювет на правый бок завалило, чем уж они так шахарнули, чёрт их знает. Обстреливали и справа, и слева, и автоматы слыхать, и пулемёты. Ну, я гляжу, что вдалеке колонна движется, значит наши. И я, значит, за ними. Как ракета полетит, осветит, так я падаю, полежу с родным карабином в обнимку и дальше. Я его ещё в Молдавии на станции себе подобрал. Там среди рельсов оружия разного много валялось: ППШ – малосильный, всего-то метров триста даёт, а укороченная винтовка всё же на 2,5 – 3 километра бьёт. Так и добрался со всеми до селения, где наши стояли. Так что, как раз к утру, считай, что дома. Отправили меня к командиру Емельяненко Андрею докладываться, что прибыл. Нашёл его на огневой позиции, встал на вытяжку. Он вопросами сыплет: что случилось, где транспортёр, почему один пришёл, что да как. Стою рассказываю и как понужнуло нас, и как один очнулся, и что никого из своих рядом не нашёл. Он-то в орудийном окопе возле 37-миллиметровой зенитной пушки стоял, а я наверху. А тут самолёты полетели, обстрел начали, мне и прилетело. Неудобно же при командире на брюхо падать, вот мне каким-то осколком в левую бровь, прям возле самой переносицы. Кровью глаза залило, командир какого-то солдата вскричал. Тот тут же на месте замотал меня на скорую руку, что ни глаз, ни рожи не видно, да в санчасть повёл. Дошли до неё, а у медсестёр и без меня работы хватает, иди, говорят, ищи свою. А куда пойдёшь, когда не видишь. Ну, перевязали поудобнее и отправили всё-таки в медсанбат. Солдат вывел меня на дорогу, а там меня попутная машина подобрала. Вот на этом американском студебеккере километров двадцать ещё трясся. Высадили в каком-то пункте, там стрелки-указатели, пришёл туда в санчасть. А уж оттуда нас, раненых, человек тридцать в какой-то дом в лесу поодаль от боевых действий привезли. Изба большая, солома настелена – располагайтесь. А нам что, расположились, многие ведь, как и я, по двое суток не спавши уже, как не отдохнуть… Такой вот длинный денёк тогда выдался, считай день – за два. Мало ли их потом ещё было. 12 ноября меня выписали, вернулся я в свою часть, встретился с командиром взвода Петром Мамонтовым, что тогда впереди шёл. Рассказал он мне, что как местность ту освободили через две эти недели, он туда съездил. Транспортёр наш так на правом боку в канаве и лежал обгоревший весь. А из экипажа ни живыми, ни мёртвыми мы так никого больше и не видали. Да и некогда было рассиживать, да раздумывать. Не один ведь день у войны – потом ещё много чего было, только один Будапешт, когда брали – полтора месяца уличные бои вели. Только 15 июня уже в Чехословакии наш корпус в отставку вышел. Ирина САРВИНА.
Фото из архива
И.Т. Ренёва.
